20 марта (1 апреля) 1809 года родился Николай Васильевич Гоголь

«Чуден Днепр при тихой погоде… Редкая птица долетит до середины Днепра» — всех заставляли в школе учить этот отрывок из Гоголя. И мы, не заглядывая в содержание повести, исправно бубнили его.

Как-то я заболел и решил от скуки почитать полностью эту вещицу — «Страшную месть». Современные мистические триллеры отдыхают. Тут действительно страшно. На ночь читать не рекомендуется.

Сюжет: жила красавица Катерина, но папаша ее, бесподобная сволочь и колдун, сексуально домогался собственной дочери. Его не смущало ни ее замужество, ни то, что недавно она родила сына.

Муж Катерины застукал папашу за сеансом черной магии и поместил его в темницу. Доця выпустила отца, надеясь на его перековку. Перековался он так: застрелил ее мужа, убил внука и в конце концов зарезал саму!

Как в армянском анекдоте:

«Как назвать человека, убившего всех родственников?» — «Круглым сиротой!»

Но концовка окончательно срывала крышу. По Карпатам носился на коне неведомый великан-богатырь с ЗАКРЫТЫМИ газами. Колдуна к нему тянуло против воли. Богатырь открывает глаза, ловит серийного маньяка и кидает в пропасть.

Сейчас трудно понять, как Хармс, живя без денег, погрязая в долгах и голодая, при этом мог что-то писать. Хотя, на самом деле он только текстами и жил. Потому что хотел быть в жизни тем же, «чем Лобачевский был в геометрии». Менял литературу, ломал старые схемы, сумасбродствовал. А она, литература, сопротивлялась. И эта бесславная борьба привела к появлению большого количества текстов. Некоторым они кажутся забавными. Но, честно говоря, многие страшно читать – начинаешь вникать, и голова кругом.

Читать дальше

В финале повести бандурист объясняет в былине подоплеку биографии героического папашки. Его предок из зависти сбросил в пропасть лучшего друга вместе с маленьким сыном. На том свете Бог разрешил жертве придумать казнь для предателя. И тот решил, что все потомки гада будут злоумышленниками, но последний в роду — негде клейма ставить. После каждого его нового убийства покойные родственники будут выбираться из могил — и падать обратно.

Когда же колдун-горбун будет сброшен в бездну, им разрешится его погрызть. Но тому, первому иуде, из-за которого началась катавасия, не дадут присоединиться к пиршеству. Только кости его еще больше врастут в землю…

Неслабо для произведения из школьной хрестоматии?!

Река — не река

Конечно, Гоголь не только рассмешил своих современников сказками-комедиями, он буквально потряс их воображение мифологическими картинами.

Днепр в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» — это гиперболизированная, мифологическая река. Редкая птица не может долететь до середины ТАКОЙ реки.

«Любо глянуть с середины Днепра на высокие горы, на широкие луга, на зеленые леса! Горы те — не горы: подошвы у них нет, внизу их, как и вверху, острая вершина, и под ними и над ними высокое небо. Те луга — не луга: то зеленый пояс, перепоясавший посередине круглое небо, и в верхней половине и в нижней половине прогуливается месяц». Это космологическая картина: небо, звезды с двух сторон окружают реку. Днепр здесь сродни Млечному Пути.

Украинские бандуристы-сказители, чью стилистику Гоголь вводит в ткань «Вечеров…», — прямые наследники Гомера. Гоголь сам проводит эту параллель: у него бандурист — слепой. Но Гоголь не был бы Гоголем, если бы «страшный» тон повествования регулярно не перебивался ироническими метафорами: «А пальцы летали как муха по струнам».

При всем уважении к гоголевскому учителю Пушкину, у Александра Сергеевича не было в произведениях такой мощной вертикали с парадоксальным сочетанием комизма и космизма.

Бессмысленны разговоры, Гоголь больше украинский или русский писатель, поскольку он является носителем общей духовной памяти. Для него органичны обе культуры, берущие начало в Киеве — очаге православия.

В своем историческом очерке он кратко дает причины трагического разделения на русский, украинский и белорусский народы — это татаро-монгольское владычество, приведшее к изоляции территорий на протяжении трех столетий.

Но корни остались прежними. Что касается казачества, то Запорожская Сечь для писателя яркий исторический феномен, но вряд ли государствообразующая сила. Казаки — антисистемщики по определению.

Гений Никоша

В Петербурге у будущей знаменитости всё начиналось крайне неудачно. Там честолюбивый Гоголь оказался в 19 лет. Рекомендательные письма не помогли. Гоголь никак не мог приступить к воплощению своей мечты — стать высокопоставленным государственным служащим.

Вспомнив свои успехи в гимназическом театре в Нежине, попытался поступить в императорский театр, но был забракован («разве только для выхода»).

Опубликовал поэму «Ганс Кюхельгартен» — провал у критики. Со слугой скупил почти все экземпляры и сжег.

Быстро были растрачены 1000 рублей, полученных от матери (чтобы иметь представление об этой сумме, отметим, что на первой своей должности — мелкого чиновника — Гоголь получал 30 рублей в месяц).

Чтобы выкупить заложенное имение Николая, мать Гоголя, Марья Ивановна, отдала собранные деньги сыну. Он на них… мотанул за границу.

Скептическое отношение к «гению Никоше» передает в своем письме их земляк Василий Ломиковский (1778—1848):

«И здесь дьявол действует. Марья Ивановна весьма ошиблась заключениями о гениальном муже, сыне ее Никоше; он был выпушен из Нежинского училища, нигде не захотел служить, как в одном из министерств, и отправился в столицу с великими намерениями; во-первых, сообщить маменьке не менее 6000 рублей, кои он имеет получить за свои трагедии; во-вторых, исходатайствовать Малороссии увольнение от всех податей… Едва Никоша прибыл в столицу, как начал просить у матушки денег, коих она переслала выше состояния; наконец, она, думаю не без помощи А.А. Трощинского (состоятельный родственник. — К.Р.), собрала 1800 рублей для заплаты процентов в банк; для исполнения сего вернее человека не могла найти матушка, как сына своего… Гений Никоша, получив такой куш, зело возрадовался и поехал с сими деньгами вояжировать за границу, но увидевши границу, издержал все деньги и возвратился вспять в столицу… Андрей Андреевич (Трощинский), узнав о таковых подвигах Никоши, сказал: мерзавец!»

Однако генерал Трощинский в Петербурге финансово поддержал юношу. В благодарность за хлопоты Никоша отправил с ним матери письмо (не запечатав конверта), где назвал благодетеля «ангелом между людей». В следующем письме он сообщил маменьке, что таким образом «немного польстил ему».

Через несколько лет, когда у Гоголя закончатся деньги в Риме, он через Жуковского передаст письмо для Николая I, где так опишет свою признательность за поддержку царем «Ревизора»:

«Глубокое чувство благодарности кипело тогда в груди Вашего подданного и слезы, невыразимые слезы, каких человеку редко дается вкушать на земле, струились по челу его». Теперь к делу: «Теплая вера меня объемлет и говорит мне, что венценосный покровитель всего прекрасного, озаряющий всё с вышины своего престола, заметит и бедного поэта и не даст ему умереть с голоду на чужбине».

Не дал. Царь распорядился министру финансов выдать на написание «Мертвых душ» 5000 рублей. Парадокс: правительство России оплачивало сатиру на чиновников.

Но «гений Никоша» многого добьется (и без пожертвований) из того, что обещал матери. За того же «Ревизора» он возьмет 2500 рублей. Гоголь выудил максимальный гонорар за «драматическое произведение не в стихах». В стихах было бы больше. Может, это и не последнее из приземленных соображений — назвать поэмой роман «Мертвые души».

Из возвышенных — Гоголь справедливо считал себя поэтом. У Пушкина «Евгений Онегин» — роман в стихах. У Гоголя — поэма в прозе.

«Странный» язык

Касаясь поэтики гоголевского стиля, можно остановиться на некоторых особенностях.
Во-первых, язык. Не перестаю удивляться, в каких невероятных значениях писатель употребляет слова. Например: «Путешественники, остановившись среди полей, избирали ночлег, раскладывали огонь и ставили на него котел, в котором варили себе кулиш; пар отделялся и КОСВЕННО ДЫМИЛСЯ на воздухе» («Тарас Бульба»).

Как это «косвенно»? Постепенно? А «пар дымился»? И тем не менее в голове читателя моментально вспыхивает картинка.

Стиль Гоголя — порождение двух языковых стихий: украинской и русской. Но дело не только в этом. Гоголь использует слова по какому-то внутреннему наитию своего гения.

Я могу понять, как строится текст у таких мастеров, как Ильф и Петров или Булгаков. Как ассоциативное мышление преобразует (посредством слов) действительность в художественные образы. Но у Гоголя использование слов на грани безумия! Он умудряется пройти по краю бездны или, можно сказать, легко перепрыгнуть с одного ее края на другой.

Открываю наугад «Мертвые души»: «Покатился он в собственном экипаже по бесконечно широким улицам, озаренным ТОЩИМ освещением из кое-где мелькавших окон».

Тощее освещение! Возможно, «тощий» свет противопоставляется «толстому» лицу Чичикова, который сидел в коляске. Его полные щеки «поглощали» свет. Так или иначе, в «странных» гоголевских словах и оборотах сквозит несколько значений.

Русь-тройка

Теперь о глубинном значении его героев.

Гоголь начинал с мифологическо-бытовых произведений. Мифический герой — некая духовная сущность, в которой обобщенно спрессованы те или иные свойства человеческой натуры.

Обращался с мифами писатель по-свойски. Святогора, богатыря-гиганта, который ездит по горам, поскольку земля для него тяжела, писатель «скрестил» с образом предательски убитого казака, дабы тот мстил уже в грозном Святогоровом облике. Сила привидения была дана покойному Акакию Акакиевичу, дабы отомстить генералу за оскорбления и украденную шинель.

Что касается символического (мифического) значения его «обыкновенных» героев — тоже выстраивается красноречивая картина.

Казаки в «Ночи перед Рождеством» прибыли к Екатерине II, чтобы выяснить у нее причины гонений на Сечь. Но тут влез кузнец Вакула с просьбой о черевичках. Государыня черевички пожаловала. Всё! Вопрос о репрессиях против запорожцев отпал.

Точнее, этот вопрос обернулся материальной выгодой для казачьей верхушки (что видно из истории) взамен политической самостоятельности. В «Пропавшей грамоте» казак от гетмана доставил царице документ в Петербург, за что она «велела ему насыпать целую шапку синицами» — пятирублевками. С казацкой вольностью не вытанцовывалось, а «развести» царственных особ — сам бог велел. Что делал и сам Гоголь в отношении Николая I.

Показателен по части символизма и образ Тараса Бульбы. Атаман — нравственный стержень, олицетворение казацкой совести. Что с ним произошло? Его сожгли враги!

В поздней редакции писатель добавил в уста атамана такое проклятие ляхам: «Постойте же, придет время, будет время, узнаете вы, что такое православная русская вера! Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: подымается из Русской земли свой царь, и не будет в мире силы, которая бы не покорилась ему!»

Такой же вроде бы патриотический пассаж о Руси-тройке заключал первый том «Мертвых душ». Но герой рассказа Василия Шукшина «Забуксовал» шофер Роман Звягин, слушавший, как сын зубрит этот отрывок, задался справедливым вопросом: «Мчится, вдохновенная богом! — а везет шулера. Это что же выходит? — не так ли и ты, Русь?.. Тьфу!..»

Вероятно, эта проблема беспокоила и самого Гоголя. Он захотел исправить своих героев, Чичикова в первую очередь. Но посчитал свою задачу невыполненной и в 1845 году в первый раз спалил рукопись второго тома.

Следующая попытка наставить на путь истинный своих героев тоже не удалась. Готовую рукопись писатель сжег в 1852 году — за девять дней до смерти.

В качестве ревизора (в сохранившихся главах) там выступал генерал-губернатор, князь (с репликами Николая I). Однако и зло «совершенствовалось»: Чичикова отмазывали — «продувная бестия», лихой авантюрист Самосвистов (предтеча О. Бендера) и конченый юрисконсульт, «скрытый маг», что «незримо ворочал всем механизмом; всех опутал решительно». Юрисконсульт запросто бы стал героем России 90-х годов XX века — с ее приватизациями и рейдерством.

Генерал-губернатор ничего лучше не мог придумать, как напугать всех «военным быстрым судом». Это в России в 1937—1938-м проходили. Выстраивается пугающая аналогия, где Русь — тройка НКВД.
Когда Николай Васильевич хотел соединить в себе художника и наставника, дабы «исправить природу» своих героев, он попадал в тупик. Отсюда сжигание рукописи — она не могла удовлетворить сразу двум его ипостасям.

Горе от ума

Чтобы выйти из этого затруднительного положения, писатель с читателями попытался объясниться напрямую — в 1847 году выпустил в свет книгу «Выбранные места из переписки с друзьями».
С одной стороны, это обнаженная исповедь, с другой — проповедь.

Впервые русский писатель позволил указывать о долге представителям всех сословий: от мужика до царя. Разумеется, главный совет каждому — что начинать «совершенствоваться» нужно с себя.
За эту книгу Гоголя долго били. Белинский посчитал ее предательством. В Гоголе он хотел видеть сатирического обличителя, но не духовного наставника. Критик верил в «европейский технический прогресс» и «научное просвещение».

Писатель же это всё в грош не ставил без «нравственного роста». Главное разногласие — в путях развития России. Белинский их видит в отмене крепостного права и просвещении народа, Гоголь — в просветлении «каждой единицы» (и, в гораздо большей степени, образованных слоев). Между этими двумя полюсами Россия и будет разрываться-развиваться.

Но тогда и западники, и славянофилы решили, что писатель сошел с ума (он, собственно, и стремился к этому — перестать быть пленником рассудка). Раньше на должность сумасшедшего царь назначил Чаадаева, а Гоголя само общество определило.

Философ-западник Чаадаев (прототип грибоедовского Чацкого) терпеть не мог Гоголя именно потому, что тезис «Горе от ума» тот интерпретировал с обратным смыслом — антиевропейски.

Гоголь обозначил главную тему русской религиозной философии (да и русской культуры в целом) как предостережение о пагубности руководства только «гордым умом», без сердца.

«Поразительно, — пишет Николай Васильевич, — в то время, когда начали думать люди, что образованьем выгнали злобу из мира, злоба другой дорогой — дорогой ума, нападает на сердца людей. Уже и самого ума почти не слышно. Уже одна чистая злоба воцарилась наместо ума». «Боже! пусто и страшно становится в твоем мире!»

«Диавол выступил уже без маски».

Это отправная точка для Соловьева, Бердяева, Блаватской, Рерихов, Флоренского, Даниила Андреева, Лосева. Дважды русские философы (Соловьев, Андреев) подробно описывали (пророчества, заметьте, выдавали не представители церкви) приход к мировому господству антихриста — гениального и обаятельного ученого-писателя, президента содружества государств, который подвергнет человечество суровому испытанию на прочность.

Магия в действии

Что касается прозы, то в произведениях Гоголя наметились две составляющие, определившие облик русской литературы: социально-историческая («натуральная школа», апология «маленького человека», горизонталь) и духовно-мистическая — гротеск, фантастика, сны (вертикаль).
В двух титанах русской словесности — Толстом и Достоевском — отразились обе эти линии. У Толстого — с уклоном в горизонталь, у Достоевского — в вертикаль. Толстой показал, как «гордый ум» Наполеона обломали в России. Достоевский отразил пагубность наполеоновского комплекса сверхчеловека на примере Раскольникова.

Бердяев с человеческой точки зрения — это во многом такой патриархальный барчонок (он родился в Киеве, в аристократической семье), гневливый и вспыльчивый, а местами даже склонный к откровенному самодурству. Без особого раскаяния (если вообще не с оттенком кокетства) он вспоминает в своих философских мемуарах, что в жизни ему случалось бить человека стулом по голове. В вологодской ссылке (расплата за увлечение марксизмом) он палкой отлупил чиновника губернского правления, который осмелился преследовать на улице знакомую Бердяеву барышню, а потом ещё и пригрозил своей жертве увольнением. Хорош ссыльный!

Читать дальше

Гоголевскую линию «маленьких людей» и их бунта продлили Чехов, Горький, Шолохов.

Духовно-мистическую — Леонид Андреев, Платонов, Булгаков.

Комедийно-авантюрную — Ильф и Петров.

Абсурда — Даниил Хармс.

Однако для мировой литературы Николай Васильевич больше стал зачинателем того направления, название которому подыскали только в 30-е годы XX столетия.

Причем дал жизнь он этому жанру вместе со своим литератором-двойником — Эдгаром Алланом По (1809—1840).

Они одногодки.

Оба рано открыли свои дарования.

И у того и другого в творчестве сочетание страшного и смешного. Причем эти два начала не смешиваются, как жир с водой.

Попал казак в ад к чертям и ведьмам — страшно. Стал с ними в дурака играть — смешно («Пропавшая грамота» Гоголя).

Мумию ударили током, и она открыла глаза — страшно. Но тут же так двинула ногой одному из «реаниматоров», что он выпал из окна третьего этажа, но, не заметив этого, прибежал обратно — смешно («Разговор с мумией» По).

У обоих чрезвычайно странные отношения с женщинами.

Один завещал не хоронить его до явных признаков разложения.

О втором известна легенда, что он приказал к себе в гроб провести шнур от колокольчика.

Ранняя смерть.

Но творческое наследие и влияние обоих огромно.

Один придумал жанр о неизбывности зла и его неминуемом наказании — детектив. Другой эту же тему облек в форму социально-авантюрной повести с элементами мистики и сатиры.

Но даже это — однобокая трактовка их наследия. А если смотреть шире, то они, как верные последователи Гофмана, стали основателями магического реализма — жанра, который в полной мере расцвел только в XX веке. Помимо вышеперечисленных отечественных корифеев, это Кафка, Борхес, Кортасар, Маркес, Грасс, Мураками.

Из русских современников — Пелевин.

Самое необъяснимое в Николае Васильевиче — ощущение чуда, которое возникает при чтении любой его страницы. А в «Вие» всего 25 страниц. «Нос» — 17. «Шинель» — 19. Какая немыслимая, упоительная концентрация!

А скорость, с которой Гоголь писал! «Ревизор» написан за месяц. В возрасте 26 лет! Вдумайтесь, какое пронзительное знание (видение?) жизни у такого молодого человека!

В более зрелые годы, добиваясь совершенства, он мог переписывать свои тексты по 8—9 раз. Но в любом случае ощущение чуда от его произведений не пропадает! И проанализировать этот эффект невозможно. На то оно и волшебство!

Текст подготовлен для «Частного Корреспондента»

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>